Только что вернулся из Пушкинского музея. Еле живой.
Выставка потрясающая, слов нет. По дороге домой волшебным образом встретил учителя и с гордостью рассказал причину своего прогула. Прогиб защитан, даже пообещали тоже сходить.
Но вот пока я там ходил, у меня развилась боязнь большого количества людей. Нет, не так. Большого количества почти мёртвых людей. Терпеть не могу старость, как саму по себе. Ненавижу во всём. В дрожащих руках, жидких тоненьких волосёнках, покрашенных марганцовкой, в страшных одеяниях и летом и зимой, в огромных очках, толще, чем весь Пушкин в одном издании, в частом моргании и мелких шаркающих шажках, в отвисших мочек уха с диковинными тяжеленными серёжками...
Нет, сейчас я относительно пришёл в себя, но там, будучи в состоянии эмоционального истощения, моя голова практически разрывалась от этих незначительных мелочей.
Теперь я понимаю Шекспира.